В ту пору у Павла Петровича Чистякова было два талантливых ученика: Серов и Врубель. Искусствовед Адриан Викторович Прахов просил порекомендовать ему кого-нибудь из молодых художников для работ в Киеве в Кирилловском монастыре, где были обнаружены фрески XII века.

Во время этого разговора в комнату вошёл Врубель, и выбор пал именно на него.

В Киеве древнерусская иконопись и византийские фрески, которые были открыты под наслоением XVIII века, поразили молодого художника. Он принялся за их глубокое и самое тщательное изучение, тем более что ему предстояло воссоздать утраченные фрагменты, а также написать новые иконы и фрески в древней традиции, которую в Академии художеств в то время не изучали.

С тех пор он научился по одной характерной детали воссоздавать целое, почувствовал мощь монументальной живописи и заглянул в глубины глубин. Оттуда, из бездны времён, смотрели на него огромные византийские глаза.

Лучше фресок сохранились мозаики. Он скрупулёзно изучал их в Софийском соборе Киева, а затем в Венеции, куда его послал Прахов. Из груды мельчайших камешков – из этого разноцветного первозданного хаоса – можно создать образ. И во всей этой мозаичности есть какой-то свой глубинный смысл. Если приглядеться, то и в природе повсюду своя мозаика – тончайшие переливы цвета. Позднее его стиль назовут «кристаллообразным». А он уверял, что можно писать картины и одним цветом – столько у него возможностей для оттенков. Сестра Врубеля вспоминала, что ещё в детстве Миша делал кристаллы из мела. Как художник он мог бы уйти в схематичность. Но у него было такое живое трепетное воображение, что он полюбил многообразие мира. О, эта византийская роскошь цвета! И тот, кто видит её, – властелин, а не нищий художник.

Он любил делать царственные подарки. Приносил чудесные законченные акварели и дарил их Эмилии Львовне Праховой, но не как жене своего благодетеля и учителя, а как той, чьи черты ему припомнились при написании лика Богородицы. Если Прахова не принимала дорогой подарок, он мог тут же его уничтожить. К счастью, «Восточную сказку» удалось склеить.

Человек создан по образу и подобию Божию. И художник это чувствовал. Вот и апостолы у него получились похожими на реальных людей. А точнее, в его глазах реальные люди оказались чем-то похожими на апостолов. Он знал, что в мире за обыденным кроется какая-то великая тайна. При всей своей лёгкости и беспечности, а может быть, именно благодаря этим качествам, художник улавливал отблески вечного в обыденной жизни.

Врубель работал напряжённо, неистово. Для Кирилловской церкви он написал за один 1886 год «Сошествие Святого Духа на Апостолов», «Надгробный плач», две фигуры ангелов в крестильне и над входом в неё – Христа, а также четыре образа для иконостаса: Спасителя, Богоматери, Св. Кирилла и Св. Афанасия. Кроме того, он написал 150 эскизов на огромных листах картона, по которым работали его помощники.

Закончив работу в Кирилловском монастыре, Врубель принялся писать эскизы росписей для только что построенного в Киеве Владимирского собора. «Надгробный плач» и «Воскресение» получились настолько самобытными, что им было суждено так и остаться в эскизах как невоплощённое чудо.

Это молитвенное состояние души захлестнула жизнь. И рядом с чудесной «Девочкой на фоне персидского ковра» появился образ мятежного Демона. Ничего демонического в характере самого художника современники не находили. Напротив, он был мягким и чутким. Но властный разрушительный образ, отразившись в творчестве Лермонтова, уже витал над миром. После гибели художника Александр Блок напишет в неоконченной поэме «Возмездие»:

Двадцатый век…Ещё бездомней,

Ещё страшнее жизни мгла

(Ещё чернее и огромней

Тень Люциферова крыла).

…………………………….

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь,

И страсть и ненависть к отчизне…

И чёрная земная кровь

Сулит нам, раздувая вены,

Все разрушая рубежи,

Неслыханные перемены,

Невиданные мятежи...

И хотя в Киеве опера Рубинштейна «Демон» Врубеля не захватила, он уловил её основной мотив и принялся рисовать.

Его первая монументальная картина с изображением «духа зла» – это «Демон сидящий» (1890). Она написана в московский период жизни художника. Параллельно он работал над иллюстрациями к собранию сочинений Лермонтова.

У художника появился свой очень узкий круг ценителей. Даже Третьяков относился к нему настороженно. Зато Савва Иванович Мамонтов со свойственной ему широтой стремился поддержать удивительно оригинального художника.

Вместе с семьёй Мамонтовых Врубель совершил поездки в Италию, Францию, Испанию. Под впечатлением увиденного в 1892–1895 годах появились декоративные панно «Испания», «Венеция», «Гадалка».

В 1896 году для Всероссийской нижегородской выставки художник сделал два больших декоративных панно «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович». Они получились слишком необычными, ни на что не похожими. Казалось, что художник видит грёзы странные, непонятные, чуждые всем.

По решению жюри выставки эти панно были сняты с экспозиции. И тогда Савва Иванович Мамонтов выстроил для них особый павильон. Но и там они не понравились ни молодому Горькому, ни Шаляпину.

Однако этот 1896 год был счастливым в жизни художника. Он встретил родную душу – изумительную актрису, певицу Надежду Ивановну Забелу. Вот как она рассказывала об этом:

«Я познакомилась со своим мужем М.А. Врубелем на сцене Панаевского театра в Петербурге, где я в самом начале своей карьеры пела в оперном товариществе».

Интересно отметить, что сестра певицы Екатерина Ивановна Забела была замужем за сыном Н.Н. Ге и оставила воспоминания о двух живописцах, с которыми ей довелось породниться. Надежда Ивановна Забела блистала на сцене и вдохновляла Врубеля.

В 1897–1900-х годах Врубель написал целый ряд картин на темы русских сказок и опер Римского-Корсакова: «Морская царевна», «Тридцать три богатыря», «Пан», «Царевна-Лебедь», а также «Сирень», «К ночи».

Художник работал для театра, создавая декорации, писал портреты близких людей – С.И. Мамонтова, Н.И. Забелы и другие, с увлечением работал в Абрамцеве над майоликовой скульптурой. Однако ему по-прежнему не удавалось обрести широкого признания. Символизм Врубеля был многим непонятен.

Прощальный взор «Царевны-Лебедь» мало кого волновал. Пан нравился своей первозданностью. Но откуда, из каких дебрей он вышел? Не то сатир, не то леший. Ночные пейзажи: сирень, похожая на дворец, в котором живёт добрая фея­-девочка или тревожная степь, казались слишком архаичными. Зрители недоумевали, что означает одинокая фигура с рогами, которая крадётся к лошадям в ночной степи.

В 1901 году на выставке в Петербурге появилась картина Врубеля «Демон поверженный». Оторваться от неё художник просто не мог в буквальном смысле. На глазах изумлённой публики он дорабатывал картину. У Демона менялось выражение лица. В какой-то момент, по уверению Александра Блока, это лицо было прекрасным. На полотне осталось жутко злое выражение выпуклых глаз. Возможно, художнику казалось, что такими глазами мир смотрит на него. Защищаясь, он стал самоуверенным, надменным, раздражительным.

Последний всплеск нежности – «Портрет сына» (1902). Из колыбели вопросительно смотрит на мир маленький мальчик. У него огромные синие глаза и заячья губка, которая делает его непохожим на других детей.

Врубель был внимательным, заботливым отцом. Однако семейного счастья не получилось. Саввочка, едва начав говорить, умер от воспаления лёгких.

Первое время Врубель держался, пытаясь хоть как-то облегчить страдания жены. Но потом он переменился и пришёл в такое беспокойство, что оказался в московской клинике Ф.А. Усольцева.

Там художник постепенно пришёл в себя и начал рисовать с натуры, как бы вглядываясь в окружающую жизнь. Появились портреты врачей, санитаров, больных, знакомых, которые навещали его в больнице, пейзажные наброски из окна, роза в стакане.

Летом 1904 года художник вместе с женой, которую пригласили петь в Мариинском театре, переехал в Петербург. «Портрет Н.И. Забелы-Врубель на фоне берёзок» (1904) – одна из лучших его работ.

Он сделал несколько автопортретов, в том числе с раковиной. Вглядываясь и вслушиваясь в эту огромную раковину, художник написал картину «Жемчужина» (1904). Ему хотелось передать чудесные переливы цвета, в которых неожиданно и для него самого возникли две женские фигурки, словно нимфы в морских волнах. Но эту картину он быстро разлюбил. Его влёк другой, забытый им образ пророка.

Художник вспоминал залитый солнечным светом Киев, где он когда-то очень давно, в юности, расписывал храмы. И ему начинало казаться, что он напрасно так много сил отдал духу зла. «Демон поверженный» привлёк всеобщее внимание. В нём наконец-то увидели символ эпохи. Но теперь кто из них двоих действительно поверженный? Кто победил?

Весной 1905 года во время нового приступа Врубель опять оказался в клинике Усольцева. Портрет Валерия Брюсова, заказанный художнику журналом «Золотое руно», можно было бы считать его последней работой. Он выполнен в 1906 году во время болезни. Но художник, пока не ослеп, продолжал рисовать образы пророков. Вспоминались пушкинские строки:

Перстами лёгкими как сон

Моих зениц коснулся он…

Вот она, встреча с беспредельным. В лике шестикрылого Серафима, взирающего на пророка, художнику хотелось запечатлеть сострадание. Подолгу молясь, он обрёл новое, просветлённое отношение к жизни.

В последние годы в петербургской лечебнице он любил слушать музыку и пение жены. Других связей с миром не было.

1 апреля 1910 года над могилой художника, вспоминая «Поверженного Демона», Александр Блок говорил о борьбе света и тьмы в искусстве и жизни: «Небывалый закат озолотил небывалые сине-лиловые горы. Это только наше название тех преобладающих трёх цветов, которые слепили Врубеля всю жизнь и которым ещё нет названья. Эти цвета – лишь обозначенье, символ того, что таит в себе житель гор: «и зло наскучило ему»… И у Врубеля день ещё светит на вершинах, но снизу ползёт синий мрак ночи. Конечно, ночь побеждает, конечно, сине-лиловые миры рушатся и затопляют окрестность. В этой борьбе золота и синевы совершается обычное – побеждает то, что темнее; так было и есть в искусстве, пока искусство одно. Но у Врубеля уже брезжит иное, как у всех гениев, ибо они не только художники, но уже и пророки. Врубель потрясает нас, ибо в его творчестве мы видим, как синяя ночь медлит и колеблется побеждать, предчувствуя, быть может, своё грядущее поражение».

Думается, и сегодня наш мир на перепутье. У каждого есть возможность выбора.