Известный актёр Микеле Плачидо, снискавший любовь советских зрителей в конце 80-х – начале 90-х ролями непримиримого борца с мафией в сериале «Спрут» и героического майора Советской армии в «Афганском изломе», стал гостем программы «Культ кино».

За прошедшие годы артист, у себя на родине известный ещё и театральными работами, теперь сам стал снимать кино. Его новая кинолента в жанре социальной драмы – «7 минут» демонстрировалась на 39-м Московском кинофестивале, где актёру вручили специальный приз. Плачидо признался тогда, что считает этот фильм очень важным, «потому что он имеет отношение к проблемам, которые захватили весь Запад… Главная тема фильма – страх».

Страх! Помню, как цепенела от ужаса за судьбу, казалось, бесстрашного комиссара Каттани. А вот теперь – на экране 11 ткачих из небольшого итальянского городка, можно сказать, только и живущего своей фабрикой, и снова цепенею, представляя себя на их месте. Возможно, потому, что, по признанию Плачидо, снимал он фильм по системе Станиславского – актрисы вживались в образы, общаясь с работницами ткацких производств. А простой и житейский сюжет, увы, хорошо знаком нам и по произведениям русской классики, и по лихим 90-м…

По сюжету фильма сорок лет проработала ткачиха Бьянка на фаб­рике, и как председателя рабочего совета приглашают её на собрание собственников, где решается вопрос о продаже предприятия французской фирме. За пять часов обсуждения старейшая сотрудница не проронила ни слова, когда хозяева собрались пообедать, а ей предложили еду попроще, и не за общим столом, а в уголке, есть отказалась. Молча смотрела на окружающих мудрыми и грустными глазами. А в это время в другой комнате переживали за своё будущее её коллеги – 10 членов рабочего совета, мечтая лишь, чтобы новые владельцы не уволили их.

С радостной вестью приходит Бьянка – фабрика будет работать, но ткачихи должны согласиться на сокращение обеденного перерыва: вместо четверти часа – 8 минут. Конечно, они согласны! Ну, подумаешь, потеряют 7 минут обеденного времени! И зритель радуется вместе с ними, понимая: да, конечно, им надо соглашаться!

Во всеобщем ликовании никто не хочет слушать Бьянку, которая говорит подругам, что 40 лет назад обеденный перерыв на фабрике длился ровно час, потом его сократили до 45 минут, потом – до 30, потом – до 15. И неизвестно ещё, что потребуют хозяева завтра, если сегодня работницы согласятся на ущемление своих прав.

Задумавшись, женщины понимают, что отнятые у них 7 минут в день, пере­множенные на 300, – общее число работниц фабрики, а потом – ещё на 30 дней в месяц, дадут владельцам 900 часов рабочего времени даром! Такая несправедливая арифметика изумляет ткачих. Но им же как-то надо кормить детей! Иногда, даже взрослых и вполне трудоспособных, – Бьянка признаётся, что её взрослый сын уже три года тщетно ищет работу. Ткачиха, иммигрантка из Африки, говорит, что приехала из страны, где, казалось, «небо может обрушиться на тебя» в любую минуту, и она вполне может «одной рукой есть, а другой работать». Другая ткачиха поддерживает коллегу, рассказывая, что ещё недавно ездила в фабричный городок из своей деревни вместе с тремя подругами, но они потеряли работу... Вспоминает, как работала уборщицей, мыла подъезды, а собаки жильцов гадили там, где она только что помыла. Зато теперь, имея работу, она сама может снять комнатку в городе и завести собаку, которой разрешит гадить в подъезде…

Чувство жалости к ним смешивается с возрастающим чувством презрения и даже отвращения. Безысходность накатывает волной. И вспоминаются сюжеты уже не итальянской, а российской действительности, ведь жестокие правила, по которым выстраиваются капиталистические отношения «хозяин – наёмный работник» везде одинаковы, ещё Александр Блок писал: «Они войдут и разбредутся, /Навалят на спины кули. /И в жёлтых окнах засмеются, /Что этих нищих провели»…

Одна из работниц, передвигающаяся на инвалидной коляске, признаётся, что когда получила производственную травму, её перевели на работу в контору и даже повысили оклад, но заставили подписать документ, что она сама виновата в несчастном случае, а ведь он произошёл из-за того, что хозяева экономили на безопасности…

И вот – голосование. Снова – страх. Представляешь, когда поднялась бы твоя рука? С перевесом в один голос ткачихи принимают решение не идти на соглашение с работодательницей-француженкой. В роскошном автомобиле она уезжает, лишь на мгновение сталкиваясь глазами с Бьянкой, одиноко возвращающейся домой.

И снова – страх, о котором говорил создатель фильма. Что ждёт его строптивых героинь завтра? А что ждёт всех нас? Ведь глобализация продвигается семимильными шагами, и итальянский текстильный городок совсем не отличается от, скажем, нашего Иванова, где, по словам старожилов, из 27 текстильных фабрик теперь работают единицы, а большинство цехов переоборудовано в торговые центры. Да разве только в Иванове? Да разве только текстиль?

Ольга Жукова