София Синицкая. Сияние «жеможаха». – СПб.: Лимбус-Пресс, 2020. – 356 с.

Исторический тренд в российской литературе, словно неумелый знахарь, заговаривает раны двадцатого века, а они всё никак не заживают. Революция, репрессии, война продолжают кровоточить, вытягивая силы из современности и изнуряя её пронизывающей болью. За художественным осмыслением травмирующих событий минувшего тянется кровавый след полемики: извратили, оболгали, очернили. Писатель в глазах общественности становится путешественником во времени. От него ждут, что он не просто создаст наполненный новыми смыслами образ прошлого, а доставит некую историческую правду, которая устроит и примирит всех. София Синицкая в сборнике «Сияние «жеможаха» предпочла не бросаться на танк истории с шашкой реализма, а воспользовалась бронебойными орудиями гротеска и фантасмагории.

София Синицкая – одна из «тёмных лошадок» в нынешнем коротком списке «Большой книги». Широкой аудитории писательница известна мало, но её произведения попадали в финал «Национального бестселлера» и «НОСа». В сборник «Сияние «жеможаха» вошло три повести: «Гриша Недоквасов», «Система полковника Смолова и майора Петрова», «Купчик и Акулька дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской». В каждой из них сюжетная основа опирается на лагерную и военную прозу, но по ходу действия всё сильнее обрастает абсурдом, мистикой, фольклором, мифологией…

В повести «Гриша Недоквасов», если не учитывать конспирологическую версию убийства Кирова, поначалу кажется, что Синицкая играет на поле Гузели Яхиной. Репрессированный парень, работая в детдоме для «враженят», создаёт кукольный театр, чем привносит в суровый лагерный быт немного сказки. Замена строгой, но адекватной начальницы Гвоздевой на злобную «жеможаху» Иадову, жаждущую когонибудь извести, уже отдаёт щедринской «Историей одного города». Дальше, когда новая руководительница решает уничтожить кукольника, начинается откровенный гротеск с преображением «жеможахи» в смиренную Агафьюшку, плаванием в заменившей лодку крышке гроба и почти пелевинскими рассуждениями о пустоте.

В других повестях происходят ещё более невероятные вещи: павшие бойцы возвращаются с того света в партизанский отряд, удав Машенька защищает скудные запасы блокадников от прожорливых крыс, немка-гувернантка в большевистской России искупает грехи средневековой королевы. Мир, который описывает Синицкая, по-настоящему необъятен и непредсказуем. Так, когда фашистский ястреб упустит почтового голубя с ценным донесением, над незадачливым хищником засмеются Сирин, Гамаюн и Жар-птица. Мифологическая стайка возникает в тексте неожиданно и после этого эпизода больше не появится. Неподвластные логике повороты сюжета и переклички с гротескными текстами классиков – от Гоголя и Щедрина до Платонова и Хармса – не превращают «Сияние «жеможаха» в бездушную постмодернистскую игру. В текстах Синицкой сплетаются элементы язычества, христианства и советской идеологии. Противоречия между ними слишком сильны – единения или даже примирения не предвидится, зато в каждом из них писательница отыскивает мудрость, помогающую совладать с нарастающим абсурдом.

Безумному миру, в котором даже самое дикое событие выглядит вполне уместным, Синицкая противопоставляет наполненных жизнью персонажей. У неё они не выглядят послушными марионетками на фоне эпатажных декораций – внутри каждого разворачивается свой собственный театр гротеска. Перед положительными героями стоит тяжёлая, но выполнимая задача – не сломаться под грузом обстоятельств. Отрицательным персонажам предстоит ещё и «перековка» – превращение бесовской злобы в смиренное покаяние, искупление преступлений запоздалым подвигом.

В последние годы появляется всё больше книг, стилистику или интонации которых критики робко называют «сказовыми». «Финист – Ясный Сокол» Андрея Рубанова, «Вьюрки» Дарьи Бобылёвой, «Люди чёрного дракона» Алексея Винокурова имеют мало общего друг с другом. На привычные сказы они тоже мало похожи, но сказовость изложения и автору даёт чуть больше свободы вымысла, и читателя настраивает на околофольклорную волну восприятия. В «Сиянии «жеможаха» присутствует даже отсылка к Павлу Бажову: в пламени войны мелькает Огневушка-Поскакушка. Сказовость Синицкой уводит от реальности, но не оборачивается чистым эскапизмом. Обилие фольклорных и мифологических образов подчёркивает удалённость роковых потрясений от нашего времени, их опутанность идеологией и разного рода манипуляциями. Вымысел очищает историю от навязанных клише, превращая хорошо знакомые события в неизвестные. Конфликты, проблемы и катастрофы обретают иное обличие, но не затеняют подлинную трагедию народа, а лишь открывают взгляд на неё с иного, непривычного ракурса.