- Осталось всего четыре слова. Жизнь. Смерть. Правда. Ложь.
Так сказал Александр Яковлевич Яшин за день до смерти, когда мы с Василием Беловым прощались с ним. На другой день проститься с Яшиным приехал А.И. Солженицын. Ждал несколько часов, однако Яшин был уже без сознания…
Удивительный писательский и общественный, просто человеческий авторитет был у этого ныне несправедливо подзабытого, как и многие другие замечательные писатели тех лет, человека. Провожать его в последний путь на Бобришный Угор в Никольском районе, самом глухом таёжном углу Вологодчины, приехали многие десятки писателей и были поражены безбрежным морем деревенских людей, которые со всех окрестностей пришли проститься с любимым и знатным земляком.
Причина подобного авторитета не только в том, что он как мало кто помогал людям и прежде всего – писателям. Яшин открыл талант В. Белова, когда, прочитав его книжку стихов, написанную в годы учения в Литинституте, сказал ему: «Тебе надо писать прозу». Он всячески помогал с первых шагов в литературе, выручая его из многих передряг, другому своему не менее талантливому земляку Н. Рубцову.
Яшин был надеждой и опорой всего талантливого литературного Русского Севера; а наш Север – природный кладезь народного русского языка – как известно, дал литературе немало имён.
Яшин и сам входил в литературу из самых что ни на есть таёжных глубин – точнее, самых глубин трудовой народной жизни.
И я ничего не хочу уступить
Из вверенного мне наследства, –
писал он.
Начинал Яшин ярко и крупно. Окончив в селе Никольском, куда не попадёшь иначе как на самолёте, десятилетку и поступив, представив стихи, в Литературный институт, Яшин в 1941 г. ушёл на фронт. А вернувшись, в 1950 г. получил Сталинскую премию за поэму «Алёна Фомина», по-юношески воспевавшую русскую деревенскую женщину в войну и первые послевоенные годы. А семь лет спустя, став уже по-настоящему взрослым человеком, Яшин публично отказался от Сталинской премии за эту, как ему стало видеться, чрезмерно идилличческую поэму.
Он и остался в моей памяти таким: ясным, прямым и честным. Вспоминаю, как он прилюдно отчитывал в ЦДЛ Юрия Нагибина за сценарий нашумевшего тогда фильма «Председатель»: «Где ты видел таких крестьянок? Они у тебя ряженые», – отчитывал Нагибина Яшин, и тот, знаменитый в ту пору писатель, слушал, потупив взор долу.
Яшин имел право на такой выговор, потому что знал жизнь русской деревни изнутри и был ей предан.
В рассказе «Угощаю рябиной» Яшин писал: «…Я есть сын крестьянина... Меня касается всё, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые ещё плугом пахал; на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога… Жизнь моя и поныне целиком зависит от того, как складывается жизнь моей родной деревни. Трудно моим землякам – и мне трудно. Хорошо у них идут дела – и мне легко живётся и пишется». Жизнь его земляков в послевоенные годы, как и жизнь всей страны, складывалась трудно – особенно в деревне.
На смену идиллической – при первой послевоенной встрече с родной деревней – поэме «Алёна Фомина» приходят горькие «Жёлтые листья»:
Я сочиняю стихи про жёлтые листья.
Падают листья в речку,
в холодную просинь…
Может быть, это мои прощальные письма?
Может быть, это моя последняя осень?
Я подбираю старательно
слово к слову:
«Речка – овечка – местечка…
дорогу – логу…»
А сенокосы
по речке Козловке
снова
Снег заметает.
Опять – ни скоту, ни богу.
Яшина мучит тяжкое положение, в котором оказалась деревня в послевоенные годы (и в нынешние – не легче). Мука эта оборачивается укором самому себе:
Меня мужики называют своим поэтом.
«Как же так?»
«Ладно ли?» – пишут мне горькие письма.
Что я могу землякам ответить на это?!
Я сочиняю стихи
Про жёлтые листья…
Яшин был пронзительным, проникновенным лириком, влюблённым в природу, чувствующим её как самого себя. Лириком-пейзажистом он оставался и в своей прозе – «Вологодской свадьбе», рассказе «Угощаю рябиной». Его любимым писателем, крайне близким ему внутренне, был Пришвин. Как бесценный завет хранил Яшин шутливые слова Михаила Михайловича Пришвина, который во время одной из совместных прогулок «подошёл к толстой берёзе с поперечными чёрточками на коре, строчками стихов, разбитыми лесенкой, осмотрел ствол с одной, с другой стороны и сказал:
– Тут записей разных немало. Поэзии на целую книжку может хватить. Сколько разберёте – всё ваше (из цикла миниатюр «Вместе с Пришвиным»).
Поэтическое наследие А. Яшина, недооценённое, и прежде всего книга стихов «Босиком по земле», убеждает, что по складу своего таланта Яшин был в первую очередь лириком, как и Пришвин, «дружившим с природой на равных».
Что же заставило певца русской природы, влюблённого в Родину, в Русь, обратиться вдруг к острейшей, крутой политической прозе?
По словам К. Симонова в предисловии к «Избранным произведениям» А. Яшина в двух томах (М.:, 1972): «Едва начав писать прозу, Яшин сразу заявил себя мастером». Симонов имел в виду знаменитый рассказ «Рычаги». В рассказе А. Яшин первым из русских писателей, как только появилась возможность, сразу после ХХ съезда партии, в полный голос сказал о том, что наболело в его сердце, – о бедах русской деревни, погибавшей в тисках бюрократизма, которой управляли люди-«рычаги».
Скромный по размеру рассказ оказался событием не только литературного, но и общественного значения. Практически именно с него и началась новая эпоха в нашей литературе, как и в жизни, – вначале время шестидесятников, потом – шире: время литературы второй половины ХХ века, по богатству и мощи талантов, силе – как художественной, так и гражданской, законно сопоставимой с великой русской литературой XIX в.
Мощное развитие получили оба традиционные фланга русской литературы: условно говоря, западники и славянофилы, не сразу вступившие в соревнование, поскольку были объединены в протесте против открывшейся трагедии «культа личности». Недаром главной трибуной протеста лучшей литературы той поры стал «Новый мир», вначале К. Симонова, потом Твардовского. Именно туда принёс свою повесть «Привычное дело» В. Белов, которую журнал не решился публиковать, и она увидела свет только в журнале «Север». В «Новом мире» Твардовского публиковались «Вологодская свадьба» и «Угощаю рябиной» А. Яшина. «Новый мир», а потом «Наш современник» стали «родными» журналами Ф. Абрамова и В. Астафьева, В. Шукшина и В. Распутина, В. Солоухина, Е. Носова и В. Лихоносова… Великая русская народная проза 2-й половины ХХ столетия росла из «Рычагов» Яшина, а как из глубинного корня – конечно же, из «Тихого Дона» Шолохова. Обидно, что это понимают сегодня далеко не все, как не все понимают и принимают простую истину: большая литература возникает только из большой идеи. А эта идея – судьба Отечества, судьба народной жизни. Идея может не совпадать по ориентирам у «левых» или «правых», но она должна быть.
У А. Яшина – свидетельство тому и его поэзия, и его проза, и, конечно, рассказ «Рычаги», эта идея боли и борьбы за Россию – была. Благодаря этой своей духовной, внутренней силе он и остался в литературе.
В своём прощальном напутствии друзьям-писателям в анкете для «Дня поэзии», в канун операции «у самого Блохина», что объясняло, по его словам, «особую ответственность сегодняшних моих чувств», А. Яшин писал: «…Высказывайте себя, своё представление о жизни, своё понимание её как можно правдивее – правдивее настолько, насколько позволяет собственный характер и, конечно же, уважение к своему достоинству. Лишь в этом случае можно быть счастливым и достичь в литературе чего-то своего, не изменив её великим традициям».
Расплескалась дорога
В вологодских лугах,
Провалилась родная
Под болотом, в лесах.
Ох, горбами изрыта,
Лужи - раны в душе,
В заповедной глубинке,
Вдалеке от шоссе.
Лён в полях васильковый
Обнимает тебя,
Сарафаном нарядным –
В одуванчиках вся.
Тянет кружева нитку,
Загибулины вьёт,
Сапогами – по грязи,
Да дождями ревёт.
По распутице вешней,
На ледянке-горе,
Настом гладко ложиться,
И горит в серебре.
Раскрасневшись под осень,
Под багряным листом…
Горе вовсе не спрячешь,
Не забудешься сном.
Рысаками бывало
Сани мчали, пыля.
Здесь кибитка катила,
Бубенцами звеня.
На телеге крестьяне,
Под кряхтенье колёс,
Вывозили снопами
Рожь, пшеницу, овёс.
Те поля оскудели,
Заросли сорняком.
Тракт – ивняк да осины,
И разруха кругом.
Дальше, дальше на север -
Не увидишь огня…
Овдовела дорога…
Опустела земля…
Мхом - настилы из брёвен,
Прохудились… Гнильё…
Тишина да безлюдье,
Вдоль – шумит вороньё.
Жизнь, текущая мимо,
Заплутала в снегах…
По морозцу, со скрипом…
Грязью хлюпая - Ах…
С наваждением упрямым
Сквозь года и века,
Исковерканной глиной
Подставляла бока.
Как сберечь не сумели?
Нет дороги вины…
Лямку честно тянула
От войны до войны.
Колея по колено –
Поднатужься, наддай!
Полегчает за бором –
Ждёт обещанный рай.
Где под синью лазурной
Терема да дворы,
Новоселья справляют,
И стучат топоры…
Встретят вас пирогами…
Вдоволь пей молока…
Церковь к Богу взметнулась –
Рвёт крестом облака.
Там, за этим обрывом,
У кристальной реки,
Место нашего детства,
Память нашей тоски.
И стрелою дорога,
Миновав косогор,
С вожделением взлетает
На песчаный угор…
Позади бездорожье…
Облегчение придёт…
А обещанный отдых,
У околицы ждёт…
Но с терзаньем и болью,
На разбитом мосту,
Я надежду разрушу:
Ты летишь в пустоту…
Сердце камнем застыло…
Ветер волком завыл…
Ничего не осталось
Ни домов, ни могил…
(Вологодская северная деревня.)
Ночь – небо – звезда…
Было…, ушло навсегда.
Деревенская, старая церковь – купола нет,
Крыша течёт, окна слепы, ветер гуляет – уже много лет.
Луна – солнце – день…
Над нами висит его скорбная тень.
Он тихо стоит, смотрит с укором на нас,
Мы потупились взглядом ниц, не в силах поднять глаз.
Душа – тело – человек…
Слились на миг, чтоб разбежаться навек.
Оно умирает от старости, смертных грехов,
Она вечно мается, не в силах избавиться от тяжких оков.
Печаль – грусть – тоска…
Жизнь зарождается из ростка.
Всевышним брошено семя - даёт мощное древо,
Но в сердцевину закралась чёрная гниль от Адама и Евы.
Ангелы – черти – искушение…
Между злом и добром сражение.
Георгий Победоносец разит змия копьём,
Фреска сбита, - горит свеча восковая неугасимым огнём.
Ад – геенна – рай…
Только два пути – выбирай.
Христос распятый, в терновом венце – на кресте,
Образа исчезли, Он не виден, но Он с нами всегда и везде.
Троица – Божья Матерь – каноны…
Скорбные лики, колокольные звоны.
Вглядываешься до боли, до рези в глазах – иконостас,
Штукатурка, доски гнилые – Господь отвернулся от нас.
Царские – Диаконовские – врата…
Липкая вокруг темнота, а в душе - пустота.
Тайная вечеря, Храмовая, Спасителя - сияние злата,
Выдраны иконы Пророков, Евангелистов, Апостолов – расплата.
Жертвенник – Престол – Мощи…
Безбожниками в грязь брошены святых кости.
Здесь стояла купель, там венчали – воспоминания,
Притвор, солея, алтарь, амвон – остались только названия.
Купол – Звонница – Колокола…
Батюшка служит с кадилом – мелькнула мгла.
Отпевает, крестит, причащает, исповедует, отпускает грехи.
А человек ни в Бога, ни в чёрта не верует, не ведает стыда и тоски.
Николай Чудотворец – Богородица – завет…
Сквозь потолок дырявый – пробивается свет.
Осеняя тремя перстами - крестом - бьешь поклон,
Холод, безмолвье, тишина, выходишь из храма на крутой склон.
Апостол – Евангелие - вечный покой…
Старые берёзы шелестят жёлтой листвой.
Заросший крапивой пустырь – бежать бы подальше…
Вспоминаешь с горечью терпкой, как было там, когда-то и раньше.
Троица – Пасха – Рождество…
Жизни над смертью торжество.
В православные праздники сходились и стар, и млад,
К вечерне, к заутрене – служба текла – надевали лучший наряд.
Революции – вожди – диктатура…
Ничто не свято, никого не щадила пуля-дура.
Сбросив купол, рубили кресты, жгли иконы тираны,
Звездили алтарь, а марксизм-ленинизм разливали в стаканы.
Серебряник – телец – иуды…
Святыни церковные переводили в валюту.
Раскулачивание, коллективизация, лагеря – катастрофа,
Казни «врагов», войны, расстрелы и мрак – кара-Голгофа.
Голуби – вороны – помёт…
Этим закончился наш к коммунизму взлёт.
Новые явились «кормильцы-защитники» – демократы,
Разорив, и присвоив богатства, – снова пошёл брат на брата.
Держава – народ – люди…
В округе одно запустенье - безлюдье.
Избы покинутые по берегам - серыми мертвецами,
Что мы оставили после себя, кто мы и кто - вслед за нами?
Дух – Бог - Ангел-Хранитель…
Заброшена сынами твоя земная обитель.
На километры болота, гари, леса – мы не судьи.
Осталось оплакать горючей слезой пропавшие судьбы.
Молитва – ладан – венец…
Догорела, потухла лампада – конец.
Верховный пастырь из диких сих мест удалился - знамение,
Взывает лицом к Отцу своему повернуться, к добру и прозрению.
Мираж – марево – видение…
Мелькнуло и скрылось, как привидение.
Деревня вымерла, надежда на возрождение храма угасла,
А мы, позабыв о вере, всё кричим самодовольно, что жить стало лучше,
жить стало веселей, а сама жизнь прекрасна…
( Вологодчина. Глубинка… Конец 20-го, начало 21 века.)
ИТОГИ….
Серые избы убоги – калеками,
Покосившись гнилыми срубами лет...
Окна-тетери - глазницы нелепые,
Никогда там не вспыхнет свет.
Мародёром иконы растащены -
След оставил лихой человек...
Сени пыльные, двери скрипящие -
Опустел Вологодский «ковчег»...
В бане камни серые — в копоти,
Крыша дряхлая – сплошь решето,
Долго, Ваня, сражался, где попадя...
Ну а главное бился - за что…?
***
БЕДА ВТОРАЯ….
Колеями разбиты, высокими,
Криво вьются – дорогами вдаль...
По колено - сугробы глубокие,
Заметает позёмкою гарь...
Луж - озёра в годину весеннюю,
Непролазные грязи — кругом...
И унылой порою осеннею
Заливает дождями - «ведром»...
Те просёлки покрыты болотиной,
Мост давно превратился в труху...
Мы торгуем бессовестно Родиной -
«Мелем» глупо одну чепуху...
***
ТРУД….
Огороды с садами заброшены,
Заросли бурьяном-сорняком...
Травы в пояс - годами не кошены -
Диким выглядят здесь островком...
Ивняком затянуло околицу,
Бурелом наступает в поля...
Мне бы пашни хоть малую толику. -
Сиротою вздыхает земля...
Раньше в лес загоняли запретами,
За охапку сажали в тюрьму.
Кто «концы не отдал» под «заветами»,
Городскую избрал кутерьму...
***
БЫТ….
«Тянут лямку», судачат, вздыхая,
Одинокие бабки-старушки,
«Спину гнут», да года доживают...
Мужички распивают чекушки...
Спички с солью — на случай «охота,
Впрок запасы — мука на печи...
Дали пенсию — видно «заботу»...
Газа нет, убежали врачи...
Провод сорван, свеча догорает,
Детский садик - с амбарным замком.
Тяжко люди в деревне вздыхают -
Покидают родительский дом.
Молоко с колбасою завозят,
Обесценен «варягами» труд...
И скотину повсюду «выводят»,
Неподъёмную ношу не прут...
***
ПИЩА НАСУЩАЯ….
Водка с пивом – в ходу и рекою –
Не выводится – пейте весь день...
Допросись-ка дровишек зимою...
Ох, «кусается» рубликом пень...
Ель с сосною воруют нещадно,
Разоряют, изводят тайгу,
Покричали, и будя, и ладно...
Мимоходом плюют набегу...
Осень... Роют картошку - копают,
За арбузы - залётным «купцам»...
«Бартер» это — у нас прозывают,
«Заложив», «посылают» к отцам...
Втихаря браконьерской охотой,
Пополняют паёк-рацион...
Выручают дарами болота...
Да грибами торгуют в сезон...
Выбираются к трассе толпою,
С полным ягоды спелой ведром...
Мелочишку спускают с лихвою -
Водку пьют и дымят табаком...
Этим «счастьем» сермяжным довольны –
По заслугам «оценит» страна...
К юбилеям, от барина - вольным,
На открытках дают … ордена...
Рады каждой дарёной копейке,
Не забыл, мол, о них президент...
Что ещё? - помечтать на скамейке. -
Обещает на трон претендент...?
Нет отбою на выборы в Думы -
От «кормильцев» обетов не счесть...
Переселим в квартиры из «чума»! -
Шлёт правительство «добрую весть».
И в обиду, - грозят «вертикалью». -
Не дадут злым-коварным врагам...
Значит, жизни хорошей, нормальной
Не видать … никогда старикам...
***
БЕДА ПЕРВАЯ….
Крепостною неволей столетья
Унижали цари мужика…
От помещика – лет лихолетье,
Муки русских тянулись века…
Революция - землю «давала»,
Реквизировав скот и хлеба…
Кулаков и попов убивала,
Да казнила безвинных толпа…
Церкви - в клубы, кресты - за ограду,
На иконы…, и вере - запрет…
Купола снесены без преграды,
Сам Ильич утверждал: Бога нет.
Мировые с гражданским пожаром -
Ураганные бури войны…
Раскулачив, в колхозы – угаром,
«Пообъелись» сполна «белены»…
Голод, тоже писали, «не тётка»,
Шелухою набив животы,
Отдавали последние шмотки –
На заводы, дороги, мосты…
Трудодень – заправляли райкомы,
Кукуруза - Никиты указ…
С коммунизмом мы тоже знакомы,
Разнарядка – обкома приказ…
«Добровольцы» республик Кавказа,
«Поднимали» здесь наши края…
На базаре осела проказа –
За гвоздику три брали рубля…
В перестройку резвился «Горбатый»…
За чужой, неизвестный Афган,
Вологодские парни-ребята
«Отработали» Брежневский план…
Под «расцвет демократии вшивой»,
Развели с демагогией звон…
Окончательно, рушили нивы,
В гроб загнали, презревши закон…
Ельцин Боря, Медведев и Путин
Обещали, пришла, мол, пора…
На Кремле не всесильные судьи…
Растащили остатки добра…
И реформы, оставив рубцами,
Сей зверино-безжалостный след…
Нашей нации горе-отцами…
По делам получается – бред…
Ипотека, прирост населения…
Медицина… - вселенский вертеп.
Врать без совести даже зазрения -
«Обещания не мажут на хлеб»…
Вспоминают по выборам сирых,
Тридцать-три удовольствия – прут…
Костыляя, хромают всем миром,
Ибо верят, надеются, ждут…
За чины да господ-депутатов
Бюллетень отпустив, не с руки…
Иногда вопрошается с матом, -
То ли мы, то ль они дураки…?
***
СЛУЧАЙ…
Терема за высоким забором –
Под фазенды и дачи скупив,
Бизнес нынче врывается сворой,
«Дряхлых пней» до зюзла напоив…
Город рядом и воздух - природа…
Цены прыгают, комом растут…
Налетела столичная мода -
Кто не сдался, того подожгут…
Где Гавриловна – тётка «осела»
С миллионом! – Ни грамма не врём!
А избушка «случайно» сгорела….
Не шутите детишки с огнём!
Там дворец вскоре вымахал в небо,
У старушки - инфаркт… Детектив…
«Уголовного умысла» - нету…
Ходко сплавили «дело» в архив…
***
О БЫЛОМ И ДУМАХ….
Времена Сергея Есенина –
Отстрадали да канули в лету…
Отреклись от Сталина-Ленина…
Под «фанфары» запели куплеты.
Века двадцатого лирика…
«Пережиток» - рябиновый цвет…
Экраны отдайте сатирикам.
Васильковый «не грет» букет…
Проза - кресты да мощи -
По руинам выносят из склепа.
А стихи о берёзовой роще
На погосте читать нелепо!
Бронзой памятник воздвигается -
Отпевают, под доллары, Русь…
Кто-то молится, кто-то кается…
Кто-то скажет: а я не смирюсь.
***
«НОСТАЛЬГИЯ»….
Есть, не скрою, ряды скоморошьи –
Расписные хоромы стоят…
На забаву – туристами в гости –
Эти «трупы» поставили в ряд…
Праздник валенка рядят «калошею»,
Кто не разу не видел сохи…
Печки, лаптя, коровы и лошади…
Пьют, гуляют, пекут пироги…
Хлебом-солью – так полагается…
Ностальгия, вино под шашлык… -
Встретить местного нашего барина…
И московским, от вотчины, - шик…
Отдохнуть в выходной, поразвеяться,
«Тяпнуть» водочки, «грохнуть» пивка,
На губерниях славою мериться –
Никакого не вижу греха…
Лишь бы меру во всем соблюдали…
Потешался б с Петрушкой люд…
Старину в балаган не мешали…
Отмените гламурный салют…!
***
В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОЙ ИСТИНЫ….
Тошно как-то от глупости трусов,
Надоели бахвальства слова…
Наизнанку – от тупости гнусной…
Фарс! – история тут не нова…
Нищета вдоль разрухи гуляет…
Пусть и вера, как прежде светла.
Вымирают, ничто не спасает -
Ни кресты, ни церквей купола…
Деревеньки исчезли, забыты…
Незаметно и люди ушли…
Безвозвратно традиции с бытом,
Дух в могилы с собой унесли…
Русский север по книгам, в картинах…
От культуры – фольклорный мотив…
Да музеи – в стеклянных витринах…
Остальное – придуманный миф…
В бархате малиновом заката,
По полям, в низине луговой
Расцвела ромашковая скатерть
За деревней, где-то за рекой.
Заплутала пыльная дорога,
Растеклась на тропки-ручейки,
По холмам берёзовые рощи
Разбросало, словно островки.
Солнце над равниной угасает,
След оставив алый на воде.
Вечер незаметно ускользает
В гаснущем оранжевом огне.
День уснул младенческою дрёмой,
Зеленью склонились сенокосы,
Догорают зори золотые,
Тихие легли на травы росы.
Утонули звёзды в перекатах,
Берегов - бездонные обрывы,
Расплылися бородой косматой
Низкие туманные разливы.
Ночь сиреневой прохладой лёгкой
Вороном спускается с небес,
Возвышаясь чёрным частоколом,
Горизонты закрывает лес.
Краски меркнут серыми тенями,
Стихли в палисаде соловьи…
Белая ромашковая скатерть
Лебедем виднеется вдали…
(Вологда в белые ночи)
Белые ночи от Бога…
Город укутало мглой…
С улиц, уставших от смога,
Души стремятся домой…
Дремлет гигант из бетона,
Скованный сталью ресниц…
В небо торчат небоскрёбы,
Труб – телескопы глазниц…
Воздух прозрачен без пыли…
Прочь от людской суеты…
Зелень газонов отмыли…
В клумбах уснули цветы…
Вдоль тротуаров пустынно…
Мост распрямился спиной…
Тенью причудливо-длинной
В реку нырнул на покой…
Тихо и грустно в аллее
Старого, дряхлого сквера…
Молча, убогих жалея,
Смотрит на город Венера…
Тускло, тоскливо мигает
Призрачный свет фонарей…
Звёзды лениво мерцают
В мареве белых ночей…
Купол собора верховный
Блеском горит янтаря…
Рок… В поцелуе любовном
Слились закат и заря…
Месяц стремится упрямо
Сферу Вселенной проткнуть…
Мысли не вяжутся прямо…
В белую ночь не уснуть…
Всё разложить бы по полкам,
Форму вписать в логарифм…
С толком иль вовсе без толку
Верим в чарующий миф…
Чудо понять невозможно…
Будет, и было до нас…
С цифрами сладить несложно…
Логика здесь не указ…
Скука средины июня…
Мудрость? Она – не из книг…
Истину тщетно ищу я,
Ту, что ещё не постиг…
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться