Если бы меня спросили, какой курс я хотела бы вести в сегодняшней школе (углублённая литература, поэтика, журналистика), я бы не задумываясь ответила: медленное чтение.

«Это в наш-то стремительный век?» – удивитесь вы.

«Именно!» – скажу я. И объясню почему.

Мы живём под девизом «Быстрее, выше, сильнее» – причём во всех сферах, включая образование. И, в частности, образование литературное.

В начальной школе на уроках чтения учитель буквально стоит с секундомером в руках: наряду с чёткостью, осознанностью там проверяется скорость чтения. И это правильно. У всякого искусства (а чтение – это искусство) есть две стороны: артистизм и техника. И когда, как не в раннем детстве, ею овладевать!

В средней школе, на ОГЭ (9-й класс), даётся определённое время на чтение текста, то есть опять-таки учитывается скорость. Зачем? Затем, что и пятнадцатилетние дети сегодня читают плохо!

А вообще в школе – средней и старшей – мы почти не читаем, а только анализируем: считается, что ребёнок читает сам дома. Но ведь ребёнок может: а) не прочитать текст вовсе или б) прочитать, но не понять.

Давайте честно признаемся: традиция семейного чтения, когда родители и дети собирались по вечерам под зелёным абажуром и отец или мать читали классику, объясняя непонятные слова и выражения, нами утрачена. Сегодня дети остаются один на один с текстами девятнадцатого и двадцатого века (неизвестно, какие для них сложнее!). Им одинаково непонятны слова «ямщик» и «пионер», «погост» и «колхоз».

Несколько лет назад прозвучал призыв заменить уроки литературы уроками чтения. Догадываюсь, чем он был вызван: зачастую дети настолько не понимают текст, что анализировать его бессмысленно. Но поступить так (заменить литературу чтением) – значит безнадёжно опустить планку.

Не лучше ли не заменять, а дополнить? Есть же такая практика в вузах: один преподаватель читает лекции, другой ведёт практические занятия. Хорошо бы и в школе – такой, какая она у нас сейчас есть – один учитель читает, а другой – анализирует. И у меня имеется опыт таких – правда, пока частных – уроков (есть родители, готовые платить за то, что их ребёнку почитают книжку).

Счастливейшими могу назвать часы, посвящённые медленному чтению «Евгения Онегина»: о чём только не скажешь попутно – и кто такие дриады, и что такое «боливар», и кем были все эти Назоны, Омиры, Дидло и Child-Haroldbi, и почему шампанское названо «вином кометы», а пирог – «нетленным», и чем барщина отличается от оброка, и как устроена дворянская усадьба начала девятнадцатого века, и объяснишь, как организована «онегинская строфа», и что такое ямб, и научишь отличать его от хорея.

А «Светлана» – эта энциклопедия русских святочных гаданий! А «Преступление и наказание» с топонимикой Петербурга! А роман Толстого – с войной, миром, философией!..

Скажете, стало быть, по литературе теперь нужны два учителя?

Отвечу: был когда-то (а может, и сейчас есть) такой журнал – «Семья и школа». Вообще-то семья и школа должны работать в одной упряжке, и если чего-то не может дать первая, должна додать вторая. Дома сегодня детям не читают – стало быть, это должна делать школа.

Скажете: а не дороговато ли обойдётся? Отвечу: будет дороже заполучить поколение, не разобравшееся в страданиях Татьяны и Наташи, исканиях Пьера и Родиона, путях Юрия и Григория.

«Всё лучшее – детям!» – гласит известный лозунг. Положа руку на сердце: что в этом мире лучше русской литературы?

Она, то есть русская литература, – это слишком серьёзно, чтобы пройти её со скоростью света.

Инна Кабыш