О том, как жили, о чём думали и мечтали немецкие женщины и дети во времена, когда Германия захватывала всё большее и большее «жизненное пространство» вначале в Европе, а потом и в СССР, живо повествует четырёхсерийный документальный фильм «Москва – Берлин. Завтра – война», снятый в 2013-м специально для Недели Германии на канале «Культура» (автор сценария Ирина Семашко, режиссёр Юрий Кузавков)

На этом ярком историческом фоне перед зрителями предстают непростые судьбы девяти персонажей фильма – ныне убелённых сединами благообразных стариков и старушек, которые были мальчиками и девочками, когда к власти пришёл Гитлер, которые взрослели под присмотром нацистской идеологии, разделяли её или сопротивлялись ей. Некоторые даже успели повоевать в последние месяцы войны, увидеть своими глазами советских воинов-победителей, которые представлялись им по пропагандистским плакатам «зверьми и недочеловеками», с окровавленными ножами в зубах. По рассказам очевидцев, выходит, что они, молодые и неопытные, быстро попали под влияние фашистской идеологии, а их всё понимающие родители либо молчали, либо выражали протест шёпотом, либо негодовали, но лишь в кругу семьи и друзей. Но и на детей своих уже почти не имели влияния.

Итак, Германия при Гитлере. В последние годы нам часто повторяют, что, мол, очень уж похожи были германский и советский режимы. В самом деле вздрагиваешь, слыша от немецких стариков: «Мы должны были закаляться, как сталь… мы должны были быть всегда готовы, – так говорил Гитлер». А ещё Гитлер, конечно, переняв опыт СССР, принял в 1936 году первый четырёхлетний план развития страны, в которой за доллар давали триллионы марок, а зарплату платили два раза в день, чтобы после обеда рабочие могли её сразу потратить на продукты, дорожающие не по дням, а по часам.

И хотя самые мудрые и прозорливые предупреждали: «Придёт Гитлер – начнётся война», немецкие обыватели радовались, когда получили работу и трудовые книжки, «безработица стремилась к нулю… стало снова можно говорить об отечестве… Германия стала страной порядка».

И всё же при всех социальных гарантиях, распространявшихся на многодетные семьи, кусочек мяса на воскресном столе считался роскошью и часто доставался, как и «утренний мармелад», лишь главе семейства, а вовсе не детям! Зато семьи получали «народные квартиры» по 36 кв. м, а экзальтированные дамы плакали, слушая речи фюрера. Но «жизнь недостойная жизни» инвалидов, стариков и больных детей уже тогда прерывалась насильственно – газовые камеры и крематории были построены прямо при больницах. Молодой нацист Ульрих Душеляйт, увидев на улице калеку, сказал своей матери: «На его месте я пустил бы себе пулю в лоб. Такие не должны висеть камнем на шее нашего народа…» И ужаснувшаяся мать осторожно написала в дневнике: «Труднее всего – это иметь живого мёртвого сына»… Да и погромы в печально знаменитую «хрустальную ночь» устраивали, оказывается, тоже 16–17-летние малолетки из гитлерюгенда.

…К моменту прихода к власти нацистов 500 тыс. молодых немцев состояли в различных профсоюзных, социалистических и коммунистических организациях, более миллиона – в христианских союзах. Но в школы пришли учителя-штурмовики, заставившие детей зиговать перед каждым уроком, и молодые забыли дорогу и в храм, и в профсоюзы, и в партийные организации. Все, кроме нацистских. С неподдельным ужасом вспоминают сегодня старые немцы учителей «с конфеткой» (золотым партийным значком) на лацкане пиджака, стегавших учеников плетью. С досадой вспоминают и себя, читающих «Майн кампф», заменяющих гравюры Дюрера на стенах своих комнат портретами Гитлера. «Когда начнётся война, это будет праздник!» – так думалось им тогда.

И вот свершилось! «Все государства повержены… Всё развивалось по восходящей с точки зрения немцев, и это было здорово – ощущать себя победителями», – так думали немцы, когда войной уже была поражена вся Европа. Но вот произошло нападение на СССР: «Что мы будем делать с этой большой страной? Справимся ли с ней? И успокаивали себя: «Да они ничего не могут, зачем беспокоиться? У них нет хорошего оружия, они и стрелять не умеют, они и в школах не учились…»

Но вот на экране появляются кадры немецкой кинохроники, хорошо известные и нам: немецкие солдаты где-то на оккупированных советских территориях ощипывают кур и гусей, доят корову, весело дергая её за хвост. Пьют молоко из кружки большими жадными глотками. А помните, как комментировали эти, трофейные для нас кинокадры, в фильме о советских партизанах «Народные мстители», снятом в 1944 году? «Пей, гад, но помни: молоко у нас дорогое! Кровью заплатишь ты за каждый глоток!»

Не зная этого, Элизабет Вебер вспоминает: «Нам, конечно, рассказывали, что Россия сделала против всего мира. О том, какие русские недочеловеки. Это были просто нелюди. И что они сделают с нами?»

Ветеран войны Лотар Шольц объясняет: «Францию победили за пять недель, тогда как в Первую мировую это за пять лет не удалось… Когда начались успехи в России, фюрер получил в народе прозвище «самый великий отец всех 

Габриела Лич-Анспах

времён». 

В 1945 году 17-летнему Лотару довелось самому взять в руки оружие. Он ранил русского солдата, но не добил его, и это спасло жизнь ему и его товарищам, когда уже на следующее утро русские взяли их в плен. Русский солдат-ровесник честно рассказал, что «эти немцы не такие уж и плохие».

Габриела Лич-Анспах, родившая своего первенца в подвале во время бомбёжки, писала в дневнике в конце войны: «Русские окружили нас теперь. Всё, что мы делали, возвращается к нам…» Когда два русских танка встали в саду Габриелы, она взяла своего ребёнка на руки и вышла из дома, готовясь к самому худшему. Русские танкисты протянули её ребенку краюху хлеба: «Это было самое первое, что я увидела от русских».