Окончание. Начало на стр. 1

Это была фантастическая удача – его взяли под крыло словно ангелы литературные, включая В. Кардина, выделившего Владимова среди прочих на Третьем совещании молодых писателей, пригласившего его в Москву (и к себе домой! пожить, пока не устроится, а не просто зайти). И там, уже в редакции, он давал «самотёк» на рецензирование Варламу Шаламову (распространённая практика в толстых журналах и издательствах, платили хоть маленькие, но всё-таки деньги так называемым внутренним рецензентам) и прочитал – разумеется, в рукописи – «Колымские рассказы» (у самого Владимова мать провела несколько лет в ГУЛАГе уже в поздне- и послесталинское время), познакомился с Солженицыным, облик которого он опишет в беседе со Львом Копелевым, подружился с Марком Щегловым, а главное, как он сам потом отметил, – был редактором событийного романа В. Дудинцева «Не хлебом единым». Который на его глазах потом и разгромили при участии главного редактора, роман опубликовавшего, – К. Симонова. Так формировались взгляды, убеждения и литературная личность Владимова. Он шёл от впечатлений и практики соцреализма к впечатлениям и практике совсем другого порядка. Через «новомирские» командировки, через прозу «Большой руды» и «Трёх минут молчания» выработался в настоящего советского писателя. Но среди литературных впечатлений был и сам-, и тамиздат. Владимов прочёл «Собачье сердце» – знаковую для него вещь. Полагаю, что именно оттуда, из «Собачьего сердца», проистекает сложный замысел той прозы, которая станет его шедевром – повести «Верный Руслан». Ей тоже можно дать название «Собачье сердце», только с другим знаком.

Наталья Иванова

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Наталья Борисовна Иванова – доктор филологии, профессор кафедры теории литературы и критики филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, член Литературной академии, член Американской ассоциации содействия развитию славяноведения. Автор множества статей и эссе, переведённых на разные языки мира, и множества книг, в том числе: «Гибель богов», «Смех против страха, или Фазиль Искандер», «Ностальящее. Собрание наблюдений». «Пастернак: времена жизни», «Русский крест. Писатель и читатель в начале нового века», «Такова литературная жизнь». Лауреат Царскосельской художественной премии, премии «Бродский на Искье» и других.

О творческой и человеческой судьбе писателя мы побеседовали с литературным критиком, первым заместителем главного редактора журнала «Знамя» Натальей Ивановой.

– В чём особенность художественного метода Георгия Владимова? Что отличало его от современников?

– Владимов был дружен с товарищами по поколению: Владимиром Войновичем, Фазилем Искандером, Василием Аксёновым... Но игрового, смехового начала, им свойственного, у его дара не было. Его талант был серьёзным. О нём писали, что он обладал «высокой степенью нерастворимости» – даже в своём поколении шестидесятников. Его восприятие обстоятельств было всегда обострённым – встречая Новый, 1957 год, он пишет матери, с которой он был всегда душевно близок и откровенен: «Живём мы точно в кратере вулкана: горячо и весело, но каждую минуту ожидаем взрыва».

Хочу заметить, что целый ряд проявляющих сюжет судьбы глав из литературной биографии Владимова как на родине, так и после эмиграции в Германию – в том числе о письмах матери в ГУЛАГ, о его пути «из критиков в писатели», о работе в журнале «Грани» (он надеялся превратить журнал в бесцензурны й «Новый мир»), о его записях при подготовке мемуарных книг генералов и т.д. – написала, тщательно подготовив материалы по архиву Владимова в Бремене, исследовательница, историк литературы Светлана Шнитман-МакМиллин, профессор Лондонского университета, за что ей огромная благодарность от журнала «Знамя». Журнал первым легализовал в 1989-м «Верного Руслана», потом напечатал роман «Генерал и его армия». «Я верен тому изданию, которое меня приютило после изгнания», – сказал Владимов, и мы верны своему автору, публикуя статьи и материалы из его архива.

– Легендарный роман Владимова «Генерал и его армия» вы читали ещё в рукописи. Каким было первое впечатление от книги?

– Первое впечатление от чтения романа «Генерал и его армия» было ошеломительным. А если пользоваться аналогией с русской классикой – рукопись романа меня «выздоровила». Я лежала в гриппе и с температурой под 39 дома, и вдруг – курьер

с заказной бандеролью: «Госпоже Ивановой в собственные руки». (Эти мои руки много чего напринимали, но два романа выдающихся, получили даже «Букера десятилетия», – это владимовский роман, он ещё и просто премии «Русский Букер» был удостоен в 1996 году, и ещё Александр Чудаков, «Ложится мгла на старые ступени»).

Читала ночь – проснулась здоровой.

Это стало событием – и в «военной» прозе, и просто в русской литературе. Во-первых, прекрасная, написанная уверенной, сильной рукой проза. Синтаксис, ритм, композиция, персонажи, язык властно подчиняет при чтении. Для меня это и сейчас – определяющий оценку и редкий, скажу вам, момент. Роман включает в свою музыку войны с первых строк. Во-вторых, это подключило меня сразу к великой традиции понимания, что враг-то общий, а противники рядом. Другие генералы против тебя. Конфликт, для романа определяющий. Этот важнейший для войны конфликт сейчас замазан чёрной краской, практически убран из наших «патриотических» произведений, кино в первую очередь. Но он неизбежный для истории войны – и для прозы Виктора Астафьева, Василя Быкова, Виктора Курочкина. Для «Проверки на дорогах», великого фильма Германа, не дрогнувшего перед цензорскими поправками.

А в том же блиндаже, где генерал Кобрисов, сидит твой предатель-помощник. Да, есть замечательный при генерале водитель – и приставлен к нему более чем враждебный, подозревающий особист, доносчик по должности и по характеру. Оба – рядом. Конфликт со ставкой, с Георгием Жуковым, готовым пожертвовать ради «даты» сотней тысяч солдатских жизней. Внутренний мир генерала Власова (за что Владимова начали обвинять чуть ли не во власовщине). Размышления Гудериана за столом Толстого в Ясной Поляне. И всё вместе составляет роман. Настоящий роман из цепи классических русских романов, не только о войне.

Владимову предъявляли ещё и список военных неточностей – но и Толстому историки-современники предъявили целую книгу замечаний к «Войне и миру».

– Изменилось ли восприятие этого текста сегодня, 27 лет спустя после его выхода?

– Сегодня моя оценка романа не потускнела. Именно сегодня его надо бы перечитать всем тем, кто исключает внутренние конфликты на войне, вычищающим нашу военную историю и реальность. Да, Владимов, родившийся в 1931-м, никак не мог воевать и не воевал в Великую Отечественную, но он многое понял через свою суворовскую школу, где воспитателями и учителями были воевавшие офицеры, ну и, конечно, ту содержательную, познавательную работу, которой он посвятил несколько лет своей жизни, – разговоры с отставными генералами, записи их воспоминаний. Естественно, при особой военной цензуре оставалось в этих разговорах много чего за пределами публикуемого. И это всё в нём, Владимове, очнулось – при формировании замысла и при создании романа. Смелость писателя была, повторяю, была и остаётся ошеломительной, даже на фоне В. Быкова и В. Астафьева, прозы, которую презрительно называли «окопной».

При этом сам Владимов был в общении и реакциях на жизнь человеком простодушным и наивным – эти его черты подчёркивает и Светлана Шнитман-МакМиллин, которая опубликовала человечески проницательные воспоминания о нём. И мне он таковым казался при наших недлинных

встречах. Его издатель Борис Гольдман, вскоре трагически погибший от взрыва бомбы, брошенной на автомобиль, был одним из последних его ангелов при жизни – издал, и прекрасно издал, четырёхтомное собрание сочинений. На роскошной презентации Владимов выглядел одиноким, как-то ему было не по себе от внимания многих, может быть, к его такой непростой жизни вполне равнодушных. Разлитый в воздухе запах успеха обходил его стороной. От него лично, как мне всегда казалось, пахло горем.

Владимов терялся в новых условиях, ему трудно было справиться с неизвестными обстоятельствами, он и его жена Наталья Кузнецова были не то чтобы вне быта, но людьми, быту не близкими. Он был некрасив, но лицо его несло на себе печать многих страданий. Дружил со Львом Аннинским ещё с первых московских времён – отдельность от других их и объединяла, это читается по переписке.

– В последние годы Георгий Владимов работал над произведением «Долог путь до Типперэри». «Знамя» анонсировало публикацию, но писатель так и не успел его закончить... Что вы можете сказать об этом романе?

– Последний роман он писал долго – впрочем, он всегда много работал над вещью. Сколько лет прошло между первым вариантом «Верного Руслана» и классическим... Чуть ли не двенадцать вариантов за эти годы написали другие, включая А. Яшина, поскольку анонимная рукопись утекла в самиздат! Яшин, узнав, чей это «бродячий» сюжет, свой текст разорвал. А замысел «Типперэри» можно, улыбнувшись, отнести к тому времени, когда два суворовца ходили к Зощенко – именно тогда они и написали свой первый роман о стране Типперэри, в которой всё по-другому, не как у нас.

Владимов задумал этот автобиороман в трёх частях – каждая свободно-ассоциативная, продолжительностью в один безразмерный день. Часть первая, «Преступление», о дне у Зощенко и о том, что из этого последовало, опубликована. Две другие фрагментами остались в компьютере, но с ними никто пока не знаком. Насколько я знаю, часть вторая была связана с днём «принудительной эмиграции», часть третья – с августовским днём 1991 года.