«Лирики» (преимущественно женщины) умиляются красотам, «физики» (в основном мужчины) сетуют на смысловой вакуум, критики же, впадая то в физику, то в лирику, пытаются соединить несоединимое и объяснить необъяснимое. Соответственно, среднезрительская оценка фильма располагается ниже середины шкалы, а среднекритическая – в середине верхней половины.

Судя по откликам, зрители затрудняются определить жанр картины и прибегают к сравнениям: для одних она сродни сновидению, для других похожа на грёзу, для третьих – на фэнтези, четвёртые уподобляют её сказке, пятые кивают на алкогольный галлюциноз, шестые – на «укуренность» режиссёра. Однако есть и те, кто отрицает эфемерность фильма и настаивает на его чувственной плотности, утверждая, к примеру, что он «упруг, как зимняя заснеженная дорога, звенит, как замёрзшее озеро, и дышит осязаемо, как большой меховой зверь». Но подобные живописания, естественно, вызывают у других зрителей подозрение, что их авторы смотрели картину в том же состоянии, в котором пребывала её создательница.

В действительности фильм основан на пьесе Литвиновой, с успехом поставленной в МХТ, и сохраняет её сценический характер. Ведь спектакль играется «здесь и сейчас», не продолжаясь ни за пределы сцены, ни за временные границы представления, тогда как жизнь, показываемая в кино, существует не только внутри, но и вне рамок экрана и не заканчивается с концом фильма. Экранизаторы пьес, учитывая это принципиальное различие между видами искусства, внедряют кинематографическое действие в окружающую среду, чтобы добиться гомогенности зрелища. Не то в «Северном ветре» – театральный мирок, как ни старайся вписать его в окрестный и дальний пейзаж, куда порой выглядывает камера Олега Лукичева, остаётся таким же чужеродным телом, каким был бы фрагмент костюмно-исторической картины, вклеенный в полотно импрессиониста. Столь же бессвязно и внутриэкранное устройство этого выдуманного Литвиновой и названного ею Великим Матриархатом места, оно же замок, смахивающий на огромную ветшающую антикварную лавку, в которой устроено дефиле. Неясно даже, как управляющие им дамы ухитрились произвести наследников и наследниц, не вегетативным же путём и едва ли от духа святого – ведь на тысячу вёрст вокруг, как намекают сами управительницы, нет ни одного стоящего мужика, и чем правит это бабье царство, кроме снега и льда, то ли бог весть, то ли чёрт его знает. Ясно лишь, что фильм не предполагает вопросов к тому, что в нём происходит, – затем что ветру и орлу (орлов на экране, правда, нет, но есть чёрный ворон) и сердцу девы-сочинительницы нет закона. Что, конечно, не только не исключает разного рода толкований видимого, но и способствует оным – особенно тем, что сопрягают его с современностью – падение нравов, фин ду сьекль, гибель империи эт сетера.

Персонажей в «Северном ветре» десятка полтора, но действующим лицом можно назвать только Маргариту в исполнении, как несложно сообразить, самой Ренаты. У неё имеется сын Бенедикт (Антон Шагин), рождённый неведомо от кого, у сына – жена Фаина (Софья Эрнст), с которой он сочетался браком после того, как её сестра, она же его невеста, стюардесса Фанни (дочь Литвиновой Ульяна Добровская) родом из фильма «Небо. Самолет. Девушка» погибла в закадровой авиакатастрофе. Словом, попробуйте быстро и без запинки: дочь исполнительницы главной роли, исполняющая роль невесты сына той, чью роль исполняет главная исполнительница, женившегося на сестре своей невесты...

Само собой понятно, что ввиду отсутствия Александра Македонского разрубить сей виртуально-инцестуальный гордиев, точнее, литвинов узел может лишь новая смерть, причём насильственная. Любящая матушка долго троллит нелюбимую невестку (родившую ей любимого внука), пытаясь свести её с ума, а затем произносит претендующую стать мемом фразу: «Для плохих дел у нас есть плохие люди», приказывает своему лакею придушить её, чтобы сесть в невесть откуда взявшееся авто и под снег, да ветер, да под песню Земфиры «Я злой человек, я свой человек» покатиться по зимней дороге, показывая зрителям в фас и профиль своё идеально гладкое лицо без тени морщин и сомнений. Трудно сказать, какова мораль сей песни, кроме той, что есть женщины в русских северных замках, но удаление из фильма всего, что предшествовало этому драйвовому клипу, много поспособствовало бы его украшению в глазах зрителей, которые хотят, чтобы им не просто делали красиво, но чтобы в красоте помимо аллюзий, реминисценций и ассоциаций, перечисляемых любителями литвиновского творчества, был хоть какой-то смысл.