Михаил Гиголашвили. Кока. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021. – 736 с. – 3000 экз. – (Большая проза).

Роман «Чёртово колесо» в своё время оказался настолько большим и настолько непривычным литературным явлением, что его как-то не сразу разглядели (каюсь, первый не разглядел я, когда читал рукопись, будучи редактором в «Лимбус Пресс»). Зато потом Гиголашвили стали славословить, как бы возвращая долг, за новые романы. Мне как раз весь этот «средневеково-русский» цикл не зашёл: слишком много пересказа барона Герберштейна, слишком мало знания актуальной русской действительности. И вот наконец готово продолжение великого, без шуток, «Чёртова колеса». Первые отзывы – в превосходной степени: мол, возвращение того самого Гиголашвили. Что ж, должен сказать, что я и согласен, и не согласен. Попробую объяснить.

Итак, новый роман начинается с того, на чём заканчивался старый: 1993 год, Амстердам, главный герой занят тем, что ищет, как бы у кого и чем подмолотиться. Оглавление (недаром же оно и вначале) обещает нам трёхчастную структуру, перевёрнутую «Божественную комедию». Рай здесь – свободный, полный наркотиков Амстердам, чистилище – немецкая клиника для наркозависимых, где Кока переламывается, ад – следственный изолятор в Пятигорске, где он проводит несколько месяцев после провалившейся попытки купить на зиму травы.

Казалось бы: те же наркоманы и бандиты, ограбления и пачки долларов, атмосфера беспредела девяностых и сочные речевые портреты. И всё же. «Чёртово колесо» – роман об эпохе, роман о тектонических сдвигах истории, читая его, ты вдруг понимал, как именно произошла «крупнейшая геополитическая катастрофа XX века». «Кока», при плюс-минус том же объёме, о чём говорит и название, – роман камерный, книга об отдельной человеческой судьбе; да, на фоне эпохи, но не более того.

И вопреки строению композиции «рай – чистилище – ад» судьба Коки движется как раз по классической траектории восхождения от ада к раю. Вот он ширяется в Амстере, вот становится хоть немного похож на человека в Германии, а вот он уже после отсидки в родном Тбилиси – уважаемый человек, писатель. Каким именно образом зашуганный безвольный наркоман превращается в авторитетного смотрящего в (по?) камере – не очень понятно; ну, поверим уважаемому автору, допустим, это возможно; ясно одно – его таким делает тюрьма.

А есть ли что-то общее на всех трёх пространствах от подвалов Амстердама до тюремных камер Пятигорска? Ну да, разговоры о неполноценности русских и ненависти к большевикам – ну это неизбежное общее место; а вот куда интереснее – бесконечные разговоры о хищниках и травоядных с пересказами телепередач о животных. Трудно не заметить, как автор подталкивает нас к простой мысли о том, что люди вообще не лучше зверей, а то и хуже их; презрение и ненависть к человечеству едва ли не главная доминанта романа.

Можно ли как-то преодолеть это «человеческое, слишком человеческое»? «Кока» предлагает нам два варианта: Бог и тюрьма. Веру мне трудно обсуждать, я не готов согласиться с этой мыслью, но и спорить с ней не хочу: окей, ладно, возможно, кого-то обретённая религиозность сделала, как Бармалея, умнее и добрее. А вот на мысли о благотворности тюрьмы хочется остановиться поподробнее.

Нетривиальная для XXI века мысль с известным генезисом, недаром же Гиголашвили-филолог – специалист по Достоевскому. Однако же вступающая в противоречие с главным месседжем Шаламова, который, как известно, настаивал, что лагерный и тюремный опыт не может быть никому на пользу и способен только развратить и унизить человека. Проверять не хочется, но кто же прав?

На самом деле если тут есть что-то удивительное, так это то, как вопиюще несовременно задаёт вопросы современная русская литература, даже живущая в Германии, – будто осталась на второй год в выпускном классе. Разумеется, так поставленный: тюрьма – это хорошо или плохо? – этот вопрос сегодня не может вызвать ничего, кроме недоумения. А между тем роман Гиголашвили, правда, сам об этом не подозревая, подтверждает правоту Фуко: тюрьма не исправляет и не наказывает, она с начала Нового времени существует для того, чтобы создавать преступность как среду. Как часть более крупной структуры правосудие – полиция – тюрьма, которая работает как инструмент контроля всего общественного поля. «Политическая обсерватория», – говорит Фуко.

Говоря проще, это механизм в руках господствующего класса, благодаря которому он господствует. В частности, и благодаря тому, что он производит ценности и дискурсы, которые делинквенты приносят потом в общество, отравляя его насквозь. Сюжет об обретении спасительной веры в Бога на дне самого тёмного каземата – безусловно, относится к их числу. И роман «Кока», получается, задумывал так автор или нет, работает как часть этой машины власти, оправдывая и пропагандируя её.

И стало быть, единственная ошибка наивных коммунистов, которых ненавидят все без исключения герои романа, в том, что они пытались эту машину заставить работать как исправительную. Рассказ о жизни Коки в 1993 году постоянно прерывается флешбэками в его советское детство – этот тбилисский «Амаркорд» вообще лучшая часть романа, – там была тишь и благодать, люди не запирали двери, на весь город было пять стволов у пяти воров, и никто ничего не слышал про наркотики.

В одном из этих флешбэков призванные на военные сборы герои по-грузински, пользуясь тем, что офицеры их не понимают, отчитываются как бы перед руководством: мол, войска движутся на Москву, танки Гудериана на подходе, генерал Кейтель заходит слева... Другой, похожий на Гитлера студент незаметно для офицеров рисует себе усики и зигует – на потеху сокурсникам.

Со всей силой своего недюжинного таланта Гиголашвили описывает целые поколения людей, которые так и не поняли, с каких таких шуточек начала рушиться их жизнь, почему, после того как сковырнули проклятую советскую власть, появилось так много стволов и наркоты, а кроме них ничего не появилось, так и не поняли, какая связь между капитализмом и принципом «человек человеку волк», – ну и решили, что за неимением других лучше принять блатные представления о жизни, а вместо того чтобы читать всяких французов с немцами, лучше не париться и уверовать.

Печальная картина и, безусловно, неплохо дополняющая великий роман «Чёртово колесо».