СТОЛИЦА В ЛИЦАХ

В эти дни своё 75-летие отмечает Юрий Пантелеймонович ГРИГОРЬЕВ – почётный архитектор России, почётный строитель Москвы и России, действительный член Российской академии архитектуры и строительных наук, Российской инженерной академии, Международной академии архитектуры, членкор Академии художеств, лауреат множества премий и кавалер ряда орденов. Для Москвы это фигура знаковая: он не просто первый заместитель главного архитектора столицы, но и глава проектного института, который разрабатывает методы массового жилищного строительства. А значит, именно от Григорьева зависит, в каких домах мы – не только москвичи, но и прочие россияне – будем жить в ближайшее время. К счастью, он твёрдо стоит на том, что квартиры должны быть удобными и просторными, дома – имеющими индивидуальный образ, а микрорайоны – зелеными и снабжёнными современной инфраструктурой. Во многом этой закалкой, выработкой принципов, которые заставляют идти в ногу со временем, он считает себя обязанным работе в Минске, где прошёл путь от рядового зодчего до главного архитектора города. Опыт работы в одной из западных, то есть передовых в архитектурном деле, советских республик Григорьев перенёс и в столицу тогда ещё СССР, куда приехал в 1986 году: предложение, от которого нельзя отказаться, исходило от Ельцина. Вплоть до 2002 года, в самые сложные годы, зодчий трудился на посту первого заместителя председателя Москомархитектуры, с 1994-го взвалив на себя и должность директора чуть не развалившегося Московского научно-исследовательского института типологии и экспериментального проектирования – МНИИТЭП. Пришлось решать много проблем в центре Москвы, который курировал зодчий, в том числе разгружать транспортные пробки, придумывать новый алгоритм жилого строительства... Наверное, удалось не всё, не скрывает Юрий Пантелеймонович, который и за 20 лет интенсивного труда по обустройству российской столицы не смог примириться с некоторыми странностями её архитектурной жизни.
Сам Юрий Пантелеймонович принимал участие в установке многих монументов: Георгию Жукову, Кириллу и Мефодию, Сергею Рахманинову, Янке Купале, а в Минске вместе с Юрием Ореховым поставил памятник Пушкину. Но главное, конечно, здания: в багаже Григорьева – перестройка Нового Манежа, ряд многофункциональных комплексов (Берлинский дом на Петровке, «Макдоналдс» близ телеграфа, Школа акварели Сергея Андрияки, а также Фундаментальная библиотека МГУ на Ломоносовском проспекте, рядом с которой завершается сооружение Медицинского центра) и немало жилых ансамблей, прежде всего знаменитые «Золотые ключи» на Юго-Западе.

– Удаётся ли вам применить в Москве методы, выработанные в Белоруссии? Её столица наряду с Вильнюсом славилась как город зелёный, уютный, спокойный и вместе с тем современный.
– В Белоруссии, которая была полностью разрушена войной, я жил с 1944 рода, а потому отношу себя к детям войны. Возможно, потому мы более закалённые и выносливые люди, чем нынешнее поколение. В Минск я впервые попал в 1946-м и был поражён: город лежал в развалинах, его фактически не было. Сегодняшний Минск, по существу, создан усилиями всей страны, восстанавливавшей его в послевоенные годы, хотя сохранились отдельные фрагменты старой застройки. Много сделали для Белоруссии ведущие архитекторы Москвы и Ленинграда ещё до войны – и генплан Минска, и ряд уникальных объектов: Театр оперы и балета, комплекс Академии наук. А знаменитый Дом правительства, чисто конструктивистский, сильно повлиял на всю центральную часть города. Генпланы делались преемственно – последний уже под моим руководством был разработан до 2000 года. Кстати, мы первыми получили премию Совета министров СССР за генеральный план города. Когда в 1974 году я стал главным архитектором столицы республики, секретарь ЦК Петр Машеров – мудрый был человек! – для того чтобы у меня было больше власти и свободы, одновременно назначил меня заместителем председателя Госстроя. Полномочия были большими, но и ответственность велика. Вот там я и прошел школу, которая мне помогла быстро акклиматизироваться в Москве. В период работы главным архитектором Минска, где и сейчас много моих учеников, цели у меня были очень простые – создание гуманной среды. «Не человек для города, а город для человека» – вот мой девиз, который в Москве не удаётся воплотить.
– Что же мешает архитектуре российской столицы повернуться к человеку?
– Много факторов, включая и транспортные потоки, и отношение к природе. По планировке Минск схож с Москвой, там тоже через город протекает река, в 70-е очень загрязнённая. Важной задачей для нескольких поколений было создать систему крупных водных образований, этой же системой мы объединили жилые районы на периферии и в каждом создали большие водные пространства с парковой зоной, но не в стороне от микрорайона, а в его центре. В итоге людям не надо никуда уезжать на отдых, у них есть микроклимат, они живут практически в парке, где сделаны спортивные сооружения, лыжные и велосипедные дорожки с освещением. Но мы не трогали ни рельеф, ни природную среду в отличие от Москвы. Кроме того, мы первыми придумали блок-секционный метод, который потом стали повторять по всей стране, – лестничная клетка с лифтом, а вокруг квартиры. Если в Москве из блок-секций делали дома, которые не желали даже привязать к рельефу, то в Минске мы применяли разноэтажность, смещали секции и таким образом сохраняли всю окружающую природу, вплоть до группы деревьев. Это разбивало монотонность, одновременно создавало силуэт, а дворы я всегда старался решать в свободной планировке, сохраняя микроклимат. И добивался, чтобы районы были уютными, имели всю бытовую инфраструктуру и даже свой «Бродвей», чтобы жителям никуда не надо было ехать. И не разрешал строить вдоль реки, оставляя санационную зону; в итоге речка теперь чистая, там появилась рыба, там страшные штрафы, если кто-то что-нибудь сольёт. Учитывая розу ветров, создали набережные, и вся эта система санирует город. А это решает проблемы экологии, которая для большого города – одна из важнейших проблем. Чем больше город, тем больше должна в него входить природа – вода, зелень, – вот принцип моего генплана. И ещё я убеждён: застройка, вся среда должна иметь человеческий масштаб. Соответственно параметры города должны плавно переливаться в пригородную зону, а она должна принадлежать городу. Поэтому Минск и вышел в лидеры градостроительства в советские годы, и я горжусь, что был активным участником этого процесса.
– Трудно ли было начинать заново в Москве?
– Когда в 1986-м меня за шиворот, по партийной линии притащили в Москву, я два года не мог акклиматизироваться – был в шоке от безграмотности, которая тут творилась. Гнали вал квадратных метров, даже глину из грунта вынимали, речки закапывали в землю, вместо того чтобы делать из них оазисы... Вот так уничтожалось всё живое – стоит ли удивляться, что в Москве к реке не подойдёшь! По-моему, одна из грубейших ошибок совершена ещё в довоенный период, когда вдоль Москвы-реки пустили транспортную магистраль и отрезали людей от реки.
– А каким вам видится будущее массового градостроительства?
– Мы активно развивали в Белоруссии индустриальное градостроение, причём промышленным методом: ведь большие объёмы жилого строительства – не для богатых, а для нормальных людей – могут быть выполнены только индустриальным путем. И это не только крупнопанельные дома. Уже несколько лет я пробиваю, и довольно успешно, сборно-монолитное домостроение: это конструктивный монолитный костяк, а снаружи вы навешиваете легкие сэндвичи-панели. Для нас, архитекторов, это более выгодный приём: мы уже не связаны жёстким шагом конструктивных поперечных стен. Но и в крупнопанельном домостроении мы добились изменения поперечного шага с 3 метров до 3,60 и 4,20, а в этих параметрах можно менять планировку. Квартиры-то наши идут нарасхват! Как-то я на спор решил доказать, что из панелей можно сделать ансамбли – и на Рубцовской набережной на Яузе стоит комплекс с мансардами. Кстати, считаю: город должен быть светлым и сочным по цвету. Я сторонник не штучной, а ансамблевой застройки – восстал против огромных монолитных монстров, облицованных грязно-ржавым кирпичом, и добился других колористических решений.
– Говорят, в строящихся сейчас домах отличная планировка.
– И не только планировка. Почему люди стремятся купить квартиру в домах именно конвейерного производства? Мне много пришлось бороться, чтобы ликвидировать вал и заставить комбинаты работать по-иному, стать более гибкими и конкурентоспособными. Раньше они следовали стандарту 30-летней давности, а это полностью нивелировало облик домов. Приехав в Москву, я не мог понять: не вредительство ли это? Ведь в любом городе жильё занимает основное место в формировании структуры города. В западных республиках СССР, а они были лидерами в жилищном строительстве, мы далеко ушли вперед по отношению к той же Москве – поэтому меня сюда и пригласили. Я должен был внести свежую струю в идеологию города…
– Получилось?
– Удалось! Убеждён: люди, от которых зависит принятие решения, должны быть моими союзниками, и я должен всё сделать для того, чтобы заставить их помогать решать мою задачу. А в кулуарах пробивать решения бессмысленно. Правда, в Москве я многого долго не мог понять, например, что за железки стоят в жилых микрорайонах – магазины и прочее, неужели нельзя их собрать все в одном месте и сделать общественно-торговый центр с пешеходной улицей и паркингами?.. Но зодчим это было неинтересно – мэтрам архитектуры важен был вал квадратных метров для премий, а проектные институты делали «типовуху». Всякие попытки заниматься вопросами колористики, индивидуализировать дома, переходить на блоксекционный метод подавлялись. Посудите сами: во всём мире архитектура – это идеология, а строительство – лишь реализация этой идеологии, исполнение. А в Москве всё было наоборот и до сих пор такое сохраняется: зодчество подгоняется под строителей, под их диктат. Забывают, что архитектура – это сложнейшее искусство, самое долговечно и наиболее чётко отражающее свою эпоху, уровень техники, культуры, образования, даже социальных утопий.
– Возможно, виноват пресловутый квартирный вопрос?
– Нет, это вопрос вечный: новые семьи появляются, старые разваливаются, размежёвываются. Это вечный процесс. А вот то, что столица превращается в Нью-Йорк, меня как градостроителя беспокоит. Я совершенно уверен, что в Москве нельзя до конца ликвидировать промышленность – не надо тут валенки делать для армии, но высокотехнологичное, связанное с научными институтами производство должно быть: это и занятость населения, и приток мозгов, а не гастарбайтеров. Главный архитектор и его заместитель должны думать и об этом, они вообще должны быть архитекторами широкого профиля: и градостроитель, и архитектор-штучник. Они должны сами проектировать, чтобы быть конкурентоспособными и чтобы собратья по цеху не смотрели на них как на чиновников. Нужно думать и о транспорте, строя новые магистрали как можно более широкими, с учётом перспективы. Посмотрите, в Минске пробок нет – а всё потому, что там новые улицы сразу делали максимально широкими, уделяя транспорту большое внимание.

Беседу вела Елена ШИРОЯН