Ироническая проза

Как-то раз Райские отправились отдыхать в Карловы Вары и по рассеянности оставили открытым кухонный кран. А тут как назло воду включили на два дня раньше срока. Обещали, что воды не будет полтора месяца, однако обещание своё не сдержали – такое, к сожалению, ещё иногда случается. Многие оптимисты думают: «Где полтора месяца – там и три», – ан нет. То ли реформа ЖКХ, то ли ещё что-то, короче, беспрецедентный для данного района случай.
Вообще Райским здорово не везло. То пойдёт Илья Петрович на работу в Академию наук читать реферативный доклад из области квантовой механики, а его с ног до головы машина грязью обольёт, то соберутся всей семьёй на балет «Раймонда», а электрический утюг не выключат – вся квартира так и пылает. Сынок Ромка как-то в зоопарке единый проездной билет уронил в ров к слону… Вдобавок ещё этот проклятый кран.
В результате залило низлежащую квартиру начисто. А жила там семья Бубуевых, которая в Карловы Вары никогда не ездила и Райских ненавидела люто ещё до потопа.
Ненавидеть, прямо скажем, было за что. Вина не пьют, «козла» не забивают, в карты, даже в «подкидного», не играют, со всеми в доме на «вы», да вдобавок сын, здоровый парень, кулак с голову дошкольника, учится играть на скрипке, говорят, подаёт большие надежды и даже на областном конкурсе получил первый приз – мотоцикл с коляской.
У Бубуевых же Колька вроде бы нормальный, но – аденоиды и близорукость. Откуда в семье Бубуевых близорукость? Не говоря уж про аденоиды – тьфу! – слово-то какое! Так что про аденоиды от всех скрывали. А очки в семье испокон веку носили только во время электросварки.

Надо сказать, что Рома и Колька были не только одногодки – они даже родились в один день и в одном роддоме. Но что странно: у маленькой худенькой Софьи Михайловны Рома родился 3,5 кг веса 52 см роста. И у сибирячки Зинаиды Бубуевой, которая однажды в молодости убила утюгом медведя, пацан тех же габаритов вылупился. Вот и говори после этого о всяких там рибо- и дезоксирибонуклеиновых кислотах, якобы несущих в себе пресловутый генетический код.
Родители с обеих сторон всячески препятствовали не только дружбе, но даже общению между отпрысками. Райские боялись, что Рома научится от Кольки различным бранным словам и игре в жучка (будущему скрипачу надо беречь руки). Бубуевы твердили Кольке, что все скрипачи – придурочные, а Райские – гады, дома поджигают и заливают живых людей водой.
Кстати, о потопе. Евроремонт, конечно, Райские оплатили, даже под горячую руку поставили Бубуевым стальную дверь, но скандал был ужасный.
Так и жили эти семьи, будто Монтекки с Капулетти в одном мешке. Казалось, ничто никогда не сможет примирить два этих почтенных клана. Но тут как гром среди ясного неба! Вызывают родителей в одно соответствующее учреждение. Там их принимает женщина в строгом чёрном костюме. Усаживает. И срывающимся голосом говорит этим враждующим сторонам: «Вы только не волнуйтесь». Бубуевы и не думали волноваться, поскольку были кругом правы, а Райские на всякий случай очень побледнели и выпили по стакану воды. Женщина же в строгом чёрном костюме дрожащими руками вынимает какое-то письмо и даёт его читать.
Из письма выясняется следующее. Одну гражданку совершенно замучила совесть. Короче, около пятнадцати лет назад она пришла на работу в понедельник невыспавшаяся и с больной головой, так как всю ночь гуляла на свадьбе у деверя. А работала она медсестрой в том самом роддоме, где появились на свет Рома и Колька. И она их из-за больной головы и бессонницы перепутала. Одинаковые габариты подвели. Бирки наоборот понавесила. Чувствовала, что вроде не то, а что – не поймёт. Только во вторник, когда выспалась, всё вспомнила. Сознаться побоялась – за такие вещи по головке не погладят. Заканчивалось письмо так: «Но через пятнадцать лет совесть меня всё же припекла, и во всём сознаюсь, так как сама мать и прекрасно понимаю, что своего-то воспитывать тяжело, а чужого – тем более».
По прочтении письма воцарилось гробовое молчание. Обе враждующие стороны сидят, естественно, как под общим наркозом. Помесь стресса с шоком. Экстремальная ситуация. Но тут женщина в строгом чёрном костюме поворачивает их лицом к суровой действительности и ставит вопрос ребром:
– Ну что, меняться будете?
Как – меняться?! Это же не квартиры, не почтовые марки, даже не мнения, чтоб обменом заниматься.
Да, ситуация, прямо скажем, не из ординарных. Софья Михайловна пьёт валерьянку, держится за голову и всё время шепчет: «Право, я с ума сойду». Илья Петрович тоже говорит, что сойдёт с ума. Зинаида Бубуева лицом потемнела, сильно притихла, плачет, и в глазах былой огонь погас. Один Егор Бубуев держит себя в руках, нюни не распускает и всё время твердит: «Я так и знал! Ромка – вылитый я! И слух абсолютный – в меня! И музыкальность!» (А надо сказать, что действительно в молодости Егор был большой певун и играл на мандолине «Светит месяц».) Зинаида рыдает, бьётся, кричит: «Кольку не отдам!» А Егор успокаивает: «Ничего, и двоих мальцов прокормим».
Райские от этих слов приходят в ужас и тоже страшно хотят прокормить обоих. Они согласны прокормить ещё и старших Бубуевых, лишь бы Ромку не отнимали и чтобы Колька тоже с ними был. Но тут, как говорится, нашла коса на камень. Начались длительные и мучительные переговоры. Несколько месяцев судили-рядили Райские и Бубуевы – что делать? Уже и про потоп забыли, и как Колька на двери верхних соседей бранное слово писал (это-то, как теперь выяснилось, родным папе и маме!) В общем – перемирие.
Через два микроинсульта и один инфаркт решили: жить мирно и воспитывать детей сообща, считать родными обоих, а уж как по паспорту – там видно будет.
Теперь всё встало на свои места. И почему у Коли аденоиды (которые, кстати, тут же удалили), и почему близорукость, и почему у виртуоза Ромки кулаки с голову дошкольника, а что на скрипке играет, так это чистой воды мутация: какая-то дезоксирибонуклеиновая кислота вместе с просто рибонуклеиновой подгуляли, а может, влияние внешней среды.

Теперь зачастую можно видеть такую картину: все собрались в одной комнате. Ромка исполняет си-бемольный концерт Брукнера. Коля (кстати, золотые руки) тихонько циклюет пол, старшие с восхищением внемлют звукам, о чём-то своём переговариваясь за столом. Изредка Егор Бубуев смахнёт слезу и скажет:
– Ромка, сынок, что-то у тебя нынче со скерцем не ладится. Надо ещё потренироваться.
И всюду вместе. Хоть на балет «Раймонда», хоть в баню. Если на «Раймонду» – Зина обязательно приглядит, чтоб из розеток всё было выключено и краны завёрнуты.
Ромка тайком, чтобы Бубуевы не узнали, учится у Коли полы циклевать…
Вот такой хеппи-энд.
…Только у Софьи Михайловны всё время рубят шестёрочный дупель, а Илья Петрович очень часто «дураком» остаётся…
А так всё хорошо. 

Владимир ВЛАДИН